– А если она нас выдаст?
– Тогда нас ждут большие неприятности. Но она не выдаст. Мэри – хорошая девушка.
Лейтенант пожал плечами.
– Как посмотреть. Тебя ведь обманула.
– Легко пришло – легко ушло, – подпоясывая тунику, ответил Шарп. Как и большинство местных солдат, он ничего под нее не надевал в отличие от Лоуфорда, упорно носившего старые армейские бриджи. Головные уборы оба сохранили, сменив лишь кокарду Георга III на оловянный значок в виде поднятой лапы тигра. – Послушай, я сделал все, о чем ты меня просил, и Мэри пообещала найти этого Рави или как его там. Остается только ждать. Выпадет шанс сбежать – сбежим. Ты мушкет для проверки приготовил?
– Оружие у меня всегда в порядке, – с некоторой обидой ответил лейтенант, поднимая тяжелый французский мушкет.
– Господи, да за такое ружье тебя в настоящей армии под трибунал бы отдали. Дай сюда.
До проверки, которую сержант Ротье проводил ежедневно, оставалось еще полчаса, после чего они были свободны почти до вечера, когда наступало время заступать в караул у Майсурских ворот. Их смена продолжалась до полуночи, но Шарп знал, что сбежать из города в эту ночь не получится, – Майсурские ворота вели в лагерь, который, в свою очередь, надежно охранялся по всему периметру. Накануне он уже предпринял попытку выйти за них, но не успел сделать и двадцати шагов, как его остановили и, несмотря на медальон и капральский шнурок, вежливо, но твердо потребовали вернуться. Похоже, Типу держал город на замке.
– Мне Ваззи почистил, – сказал Лоуфорд, протягивая Шарпу мушкет. Вокруг казарм постоянно болтались мальчишки, готовые за малую плату на любую посильную работу. – Разумеется, я ему заплатил, – с достоинством добавил лейтенант.
– Хочешь, чтобы работа была сделана хорошо, сделай ее сам. Черт! – выругался Шарп, потому что пружина прищемила ему палец. – Ты только посмотри, какая здесь ржавчина! Чертовы французы, даже мушкет не умеют сделать как следует. То ли дело наши, бирмингемские. – Ворча, он ловко вынул пружину, ухитрившись не выронить спусковой механизм.
– И ты всегда так вот чистишь свой мушкет? – поинтересовался Лоуфорд, на которого дотошность и старательность Шарпа произвели сильное впечатление.
– Конечно! А как иначе? Впрочем, Хейксвиллу наплевать – он только снаружи и проверяет. Помнишь, ты за меня вступился из-за кремня? Сержант заменил его на простой камень, но я успел вовремя спохватиться. Хитер, да только есть и похитрее.
– Он заменил кремень? – изумился Лоуфорд.
– Точно. Форменная змеюка, этот наш Обадайя. Сколько ж ты заплатил Ваззи?
– Анну.
– Парнишка тебя ограбил. Не подашь пузырек с маслом?
Лоуфорд подал масло и прислонился к лохани, в которой Шарп стирал туники. Несмотря на очевидную неудачу миссии, он чувствовал себя как-то непривычно спокойно. Ему было приятно вот так, на равных, общаться с Шарпом. Многие офицеры избегали своих солдат, боясь их презрения и пряча настороженность за показным высокомерием. Лоуфорду казалось, что он уже никогда не сможет вести себя так, потому что в нем не осталось больше страха перед грубыми, жестокими парнями, составлявшими основу британской армии. Шарп избавил его от страха, показав, что грубость их есть скорее бездумная привычка, а жестокостью они прикрывают добросовестность и честность. Конечно, не все были честны, как не все были и грубы, но ведь подавляющее число офицеров считали рядовых скотами и относились к ним соответственно. Лоуфорд с завистью наблюдал за тем, как Шарп, очистив пружину от ржавчины, ловко вставляет ее на место с помощью отмычки.
– Лейтенант? – окликнул кто-то с другого края двора. – Лейтенант Лоуфорд?
– Сэр? – машинально откликнулся Лоуфорд, поднимаясь и поворачивая голову в сторону голоса. В следующую секунду он понял свою ошибку и побледнел.
Шарп выругался.
Полковник Гуден медленно подошел к британцам, потирая щеку.
– Лейтенант Лоуфорд? – вежливо осведомился он, – из тридцать третьего пехотного полка его величества?
Лоуфорд молчал.
Гуден пожал плечами.
– Офицеры – люди чести, не так ли, лейтенант? Будете и дальше лгать?
– Нет, сэр.
Француз вздохнул.
– Так вы действительно офицер?
– Да, сэр, – стыдливо признался Лоуфорд, хотя чего именно он стыдился, своего недостойного, с точки зрения Гудена, поведения или прискорбной беспечности, Шарп так и не понял.
– А вы, капрал Шарп? – грустно спросил полковник.
– Я не офицер, сэр.
– Это понятно. Вы настоящий дезертир?
– Самый настоящий, сэр, – с честным лицом соврал Шарп.
У Гудена его уверенный тон вызвал улыбку.
– А вы, лейтенант? – Он повернулся к Лоуфорду. – Вы настоящий дезертир? – Лейтенант промолчал, и полковник тяжко вздохнул. – Будьте добры, лейтенант, отвечайте.
– Нет, сэр, я не дезертир. И рядовой Шарп тоже.
– Понятно, – кивнул француз. – Сержант так и говорил.
– Сержант, сэр?
Гуден состроил гримасу.
– Боюсь, у меня плохая новость. Типу казнил захваченных в лесу пленных. Одного он пощадил, потому что тот донес на вас.
– Ублюдок! – Шарп отбросил мушкет. Чертов Хейксвилл. Он выругался еще раз, с большим чувством.
– Сэр? – Лоуфорд вопросительно посмотрел на полковника.
– Лейтенант? – в тон ему ответил Гуден.
– Когда нас захватили, мы были в форме, сэр. Это означает, что с нами должно обращаться как с военнопленными.
Француз покачал головой.
– Ничего это не значит, лейтенант, потому что вы солгали. – В голосе его слышалось явное неодобрение. – И все же я попробую ходатайствовать за вас. – Он опустился на край лохани и раздраженно отмахнулся от надоедливой мухи. – Скажете, зачем пришли в город?