– Подорвать чертову мину, сэр.
– Благослови вас Бог, Шарп. Надеюсь, мы еще увидимся. Я буду молиться за вас.
– Приберегите молитвы для врага, сэр.
Шарп загнал в ствол пулю и, вскинув мушкет на плечо, зашагал к южным воротам. Он был в тылу врага, он был свободен, он был зол и готов показать всем чертям, что ад бывает и на земле.
Генерал-майор Бэрд достал из кармана большие круглые часы, откинул крышку и посмотрел на циферблат. Ровно час. Четвертое мая 1799 года. Пятница. Капля пота сорвалась с кончика носа и упала на стекло. Он аккуратно промокнул ее краем красного пояса. Пояс пошила ему мать. "Не подведи нас, Дэви", – твердо сказала она, вручая уходящему на войну сыну украшенную кистями шелковую ленту, и больше ничего не добавила. Поясу было уже больше двадцати лет, он протерся и истрепался, но Бэрд и не думал менять его на другой. Когда-нибудь он вернется с ним в Шотландию.
Хорошо бы встретить дома новое столетие. Может быть, тысяча восьмисотый откроет новую эру, станет вехой другого, лучшего мира. Генерал, правда, сильно сомневался, что новая эра обойдется без солдат. Каким бы ни был мир, в нем всегда будут востребованы люди, умеющие убивать. Он снял тронутую плесенью треуголку и утер рукавом влажный лоб. Пора. Почти пора.
Бэрд приник к щели между двумя мешками с песком, образовывавшими бруствер траншеи. Неподалеку мирно катил воды южный рукав Кавери с отмеченным белыми флажками бродом. Еще несколько минут, и он пошлет своих людей сначала через эту реку, потом к бреши в стене, вверх по куче щебня, глины и пыли. Бэрд насчитал двенадцать застрявших в стене ядер – издалека они больше всего напоминали сливы в пудинге. Пробежать три сотни ярдов по равнине, пересечь реку и вскарабкаться на сливовый пудинг. Из-за разбитых зубцов выглядывали люди. Развевались флаги. Там, у бреши, его солдат ждали орудия и, возможно, спрятанная под грудой мусора мина. Боже, сохрани "Форлорн хоупс", подумал генерал. Впрочем, в таких делах Бог обычно не выказывал особенного милосердия. Если полковник Гент прав, если Типу действительно заложил мину, то от "Форлорн хоупс" мало что останется, и тогда главным силам придется не только преодолевать брешь, но и штурмовать внешнюю стену. Что ж, так тому и быть. Время сомнений прошло.
Бэрд пробился к сержанту Грэму, которому предстояло вести один из отрядов "Форлорн хоупс". Если повезет, к вечеру сержант станет лейтенантом. Грэм пытался зачерпнуть воды со дна бочки, поставленной в траншее для утоления жажды изнывающих от жары солдат.
– Уже недолго, – сказал Бэрд.
– Как скажете, сэр. – Грэм плеснул воды на волосы и натянул треуголку. На штурм он собирался идти с британским флагом в одной руке и мушкетом в другой.
– Как только пушки дадут прощальный залп. – Генерал снова открыл часы. Стрелки, словно устав от жары, едва двигались. – Через шесть минут, если только они не опаздывают. – Он поднес часы к уху. – Обычно отстают на пару минут в день.
– Мы готовы, сэр.
– Знаю, но ждите приказа.
– Конечно, сэр.
Бэрд оглядел добровольцев – британцев и сипаев. Ему улыбались. Мошенники и воры все как на подбор, но при этом отличные парни, храбрецы. К таким генерал питал слабость, даже к сипаям. Подобно многим шотландцам-солдатам, он был человеком эмоциональным и инстинктивно недолюбливал тех, кто, как полковник Уэлсли, казался бесстрастным и равнодушным. Именно страсть, думал Бэрд, поведет этих парней через реку и вознесет на стены. К черту войну по науке. Наука осадной войны открыла перед ними город, но только безумная, требующая утоления страсть могла увлечь людей в узкую брешь, навстречу смерти.
– Да пребудет с вами Бог, ребята, – сказал генерал, и ему снова заулыбались.
Передовые группы шли налегке, без ранцев, только с оружием. В случае успеха их ожидала благодарность генерала Харриса и, может быть, горсть мелочи.
– А подкрепиться там есть чем, сэр? – спросил кто-то.
– Склады у них полны, – ответил Бэрд, который, как и вся армия, получал половинный рацион.
– А бибби, сэр? – поинтересовался другой.
Шотландец закатил глаза.
– Конечно! И все, парни, ждут не дождутся вас. Бибби там столько, что хватит даже такому старику, как я.
Солдаты рассмеялись. Генерал Харрис отдал строгий приказ насчет того, что жители города ни в коем случае не должны подвергнуться насилию, но Бэрд знал – ярость и жестокость, без которых невозможен штурм, так или иначе найдут выход. Лично он по этому поводу не переживал. Пусть разряжают ружья, лишь бы сначала взяли город.
Генерал прошел по траншее дальше. Часы тикали, но когда он снова посмотрел на них, оказалось, что с момента, когда он в последний раз открывал крышку, прошло не более минуты. Бэрд убрал часы в карман и обернулся посмотреть на берег. Нетронутая часть стены сияла на солнце. Прекрасное место, с башенками, куполами, блестящими крышами и высокими пальмами, но именно там он провел почти четыре года пленником Типу. Генерал ненавидел город почти так же сильно, как и его правителя. Возможности отомстить пришлось ждать долго, но теперь это время пришло.
Бэрд вынул палаш, тяжелый, брутальный шотландский клинок, совершенно не похожий на современные изящные, тонкой работы сабли. Красота и изящество – ему это ни к чему. Он пойдет на штурм с мечом-рубакой не ради того, чтобы покрасоваться, нет, он отплатит Типу за сорок четыре месяца ада.
Пушкари на батареях за спиной Бэрда дули на фитильные пальники. Генерал Харрис вытащил часы. Полковник Уэлсли, которому предстояло вести вторую волну атакующих, поправил шарф. Он думал об ответственности. Основную часть его сил составлял швейцарский батальон, сражавшийся когда-то на стороне голландцев, но перешедший потом, после захвата британцами Цейлона, на службу Ост-Индской компании. Уэлсли знал, что может положиться на этих стойких, дисциплинированных солдат, по большей части швейцарцев и немцев, а потому планировал повести их сразу к Внутреннему дворцу для защиты имеющихся там богатств и гарема. Пусть Серингапатам падет, пусть Типу погибнет, но самое главное – заручиться дружбой Майсура, и ради этой цели Уэлсли был намерен сделать все возможное, дабы не допустить излишней жестокости и ненужных жертв, которые могли бы подорвать основу будущего союза. Он поправил воротник, обнажил на пару дюймов и тут же вернул в ножны саблю, а потом на мгновение закрыл глаза, чтобы обратиться к Богу с просьбой поберечь его людей.